Журналисты столичного издания сделали репортаж из 15-й больницы Москвы, где лечат в том числе больных коронавирусом. Авторы предупредили, что те, кто дочитает текст публикации до конца, наденет маску.

В статье, опубликованной в «Новой газете», описаны одни сутки из 207, которые ушли на борьбу с инфекцией в одной из трех московских больниц, которая работает с коронавирусом с начала эпидемии. В клинике лечат «от головы до пят» — поэтому сюда привозят зараженных COVID-19, осложненных другими заболеваниями.

В столичной клинике находятся 1 474 пациента, 225 поступило за одни сутки. Практически вся больница входит в так называемую красную зону – там, где лечат инфицированных ковидом больных. Вне этой зоны только диагностический и «синий» корпус – здесь лежат люди, у которых еще не подтвердился коронавирус. В диагностическом корпусе заседает штаб и спят врачи между сменами.

Рядом с больницей построены еще три быстровозводимых блока для выздоравливающих. Весной было четыре, но один разобрали, на его месте сейчас строят скоропомощной корпус — для экстренных больных. Также в больнице есть роддом, где лежат роженицы с коронавирусом. За время пандемии в нем появились на свет 385 младенцев. Как сообщается в репортаже, детей в таком отделении разлучают с мамами сразу после родов и показывают малышей по WhatsApp.

415 из 2 700 сотрудников больницы переболели коронавирусом. У всех медиков село зрение — примерно на полдиоптрии. Это побочный эффект защитных костюмов – работникам приходится полгода смотреть через пластиковые очки и шлемы. Еще одна «побочка» – гипоксия. От нехватки кислорода начинаются головные боли, но, как отмечается в статье, «уже привыкли».

Главный врач больницы Валерий Вечорко рассказал журналистам, что инструкции Департамента здравоохранения от том, как лечить инфекцию, менялись несколько раз. Опыт 28 564 пациентов дал возможность делать свои выводы.

«У него серое, натянутое до предела лицо, – рассказывают авторы про руководителя клиники. – Весной он два месяца жил в больнице, пока его семья не переболела коронавирусом. Когда я спрашиваю, чего не хватает (врачей, медикаментов, СИЗов), он говорит: "Сил"».

Некоторые медработники не выдерживают напряжения. У врачей начали распадаться семьи. Медсестры перестали видеть сны.

«То, что было временным, стало постоянным. Многие уволились, их нельзя винить. Те, кого устраивало, привыкли работать, делать, – рассказывает врач. – Весной думали — ну 2–3 месяца. Верили, что шапками закидаем. А оно не заканчивается. Сейчас ориентируемся на пару лет. На следующее лето — точно будет».

Врачи переодеваются прямо в коридорах. На СИЗы налепляют бейджикис именем, фамилией, должностью. Большинство костюмов — многоразовые, стираются и стерилизуются. Синие, они завязываются сзади, напоминают форму сестер милосердия Первой мировой. Модели костюмов здесь называют «уханька», «инквизитор», «инквизитор нетрадиционный», «одуванчик».

В клинике пытаются спасти больных с осложнениями.

«Диализные больные особо тяжело переносят ковид. По некоторым источникам, пишут, что на 50 % их уже сократилось», – рассказали врачи авторам.

Обычное осложнение при ковиде – тромбоз.

«Тромб в голову — инсульт, в сердце — инфаркт, в легких — легочная эмболия. С конечностями проще. Ампутации идут каждый день, — говорит начальник хирургической службы. Константин Ржебаев. – Обычно смертность при операциях 1–2 %. Сейчас смертность доходит до 50 %. Поэтому мы отменили все плановые операции. Оперируем срочно или экстренно».

Реаниматологи Ирина Харламова и Наталья Незнамова заполняя дневники наблюдения за больными поделились откровенными нюансами своей работы.

«Пришла на работу, вышла с работы и плакала. Правда, невозможно, когда коэффициент полезного действия ноль. Когда ты принял, похоронил, принял, похоронил... – сообщает Наталья Незнамова. – Я 19 лет работаю, и столько, сколько я звонила за этот период с сообщением о смерти, мне кажется, в жизни не звонила. Я работала в 24-коечной общей реанимации, туда везли всех подряд, не только плановых. Но реально никогда столько не звонила. Каждое дежурство — обзвон родственников».

«У нас смертность в отделении 90 %, — говорит Ирина Харламова. — Я хотела уволиться в августе. Но сейчас уже не могу — опять волна».

Врачи были вынуждены признать, что сейчас нет возможности госпитализировать безнадежных пациентов.

«Может быть, я сейчас жестко скажу. Пациенты старше 80 с 3–4-й стадией пневмонии в реанимацию не должны поступать, — говорит Ирина Харламова. — Как на войне. А это война. А реанимационная койка дорого стоит. Есть люди, которые могут побороться за жизнь. Я думаю, как мы дошли до Италии?».