Героя этого материала при рождении записали как девочку, но он никогда себя ею не считал. На Amur.life – история благовещенца, который, пройдя через непонимание и побои родителей, лечение в психиатрической больнице и наблюдение врачей, в итоге сменил имя и пол в паспорте и наконец принял себя. Глеб (имя изменено) рассказал, какой путь проходит интерсекс-человек. И знали ли вы о том, что в одном человеке могут совмещаться мужские и женские хромосомы.

По данным ООН, интерсекс — это человек, рожденный с половыми характеристиками (включая гениталии, половые железы и набор хромосом), которые не вписываются в стереотипы бинарной системы восприятия мужского и женского тела. Организация приводит цифры: на данный момент в мире около ста миллионов интерсекс-людей, а в России – примерно два миллиона. «Это встречается так же, как и рыжие волосы», говорится в материале Организации.

Как пишет BBC, в медицинском сообществе их называют людьми с нарушением формирования пола, а кто-то до сих пор зовет их гермафродитами.

Родители выбивали из меня «мужское»

– Я родился в маленьком городе на Сахалине. Но у меня всегда был грубый голос и тело, не сказать, чтобы женственное. И я никогда не ощущал себя по-другому.

Долгое время я не мог понять, как назвать то, что со мной происходит. Из-за того, что у нас в обществе очень негативная ситуация по отношению к ЛГБТ-сообществу, я никаким образом не хотел туда себя причислять.

С детства я не употреблял никаких местоимений, окончаний и как-то все сглаживал. И это вызывало подозрения у родителей. Я носился по улице, с пацанами играл, и никто на это внимания не обращал, но, когда нужно было надеть что-то «женское», я не хотел, меня это очень огорчало. Я не понимал, почему нужно это делать. Мне было некомфортно, и я об этом говорил. И мы ругались из-за этого с мамой и отцом.

Потом все стало намного жестче. Наверное, родители поняли, что все не просто так. Я не знаю даже, как это объяснить. Ведь в моем понимании я всю жизнь был таким, и то, что они резко начали так реагировать, было странно для меня.

Они начали меня ругать за то, как я хожу. Как я себя веду. В чем я хожу. С кем я общаюсь. Как я общаюсь. Они стали жёстко вторгаться в моё личное пространство, смотрели первые переписки тогда еще в «Агенте» и «Одноклассниках». Однажды мама увидела, что я в «Моем мире» поменял имя и создал мужской профиль. Я делал это не для какой-то определённой цели. Просто так мне было комфортно. Наверное, на тот момент это была единственная возможность реализовать свои ощущения.

Примерно в десятом классе я стал использовать окончания в мужском, а не женском роде по отношению к себе. Среди друзей все это прошло мягко. Среди родителей – нет.

Тема семьи для меня всегда была кошмарной. Не было такого, что в какой-то момент я сказал маме, что я другой. Нет, просто сначала к этому спокойно относились. А когда я стал подростком, меня не спросили: «А почему ты такой? Надо же что-то делать!». Нет, все было жестче. Агрессивнее, негативнее. Они никак не пытались это понять, то есть у них была только одна мысль: «Надо выбить это из тебя».

И они в буквальном смысле выбивали. Большая часть шрамов на лице и спине, которые у меня есть, – это их заслуги. Когда я приходил домой, мама заставляла снимать брюки, надевать платья. И я помню, в один момент было такое чувство, что мне позвоночник сломали. С того момента я чётко помню, что не мог больше доверять ей.

Доходило до того, что мама говорила, что заберёт мои документы из школы и отправит их в другую школу, чтобы я пришёл туда в новой одежде. А в 11-м классе мама просто взяла всю мою одежду, скомкала и выбросила. У меня остались только какое-то платье, женская куртка. Она заставила меня в этом идти в школу. Тогда я переоделся у знакомой.

Когда я собирался лететь в Питер, чтобы менять там документы, мама говорила, что порвет мой паспорт. Я ушел тогда на два дня, и дома, когда вернулся, меня очень сильно избили и сказали: «А знаешь, иди отсюда, ты не нужен тут никому такой». И я ушел.

Я когда-то там пытался что-то сказать, потом перестал. И на много лет просто заткнулся, из-за этого мне стало сложнее разговаривать с людьми. Это была большая проблема как для друзей, так и для моей девушки. Естественно: как выстроить отношения с человеком, если он постоянно молчит? Но я не мог в себе это перебороть. Потому что у меня осталось такое чувство, что если я буду что-то говорить, то меня не поймут. Меня потом побьют или скажут, что я не прав в своих чувствах. Что тоже вообще не норма. Нельзя быть неправым в том, что ты чувствуешь.

И, да, я пытался сказать своей маме, что мне больно, мне плохо. Что я сам от этого сильно мучаюсь. Потому что в ком еще мне искать поддержку, если не в самом близком родном человеке?! Но я не получил эту поддержку.

В конце концов дошло до того, что в начале второго курса меня выгнали из дома. И после я жил у друзей несколько месяцев. А потом переехал и стал жить один с котом.

Я долго не общался с мамой и маленькой сестрой. Сейчас стало как-то более-менее, но из-за всего того, что было, я разучился любить их. С отцом я до сих пор не общаюсь. Понимаю, что не могу с ними часто видеться. Если встретимся два раза в неделю, я уже начинаю себя неприятно чувствовать. Самое главное, мне жаль, что с сестрой я не могу видеться часто. И это меня очень сильно мучает.

Я не смогу иметь детей

– Нашел свою карту из детской поликлиники. Увидел, что у меня с детства тестостерона было больше, и по всему моему периоду развития это везде прописывали. Но почему-то никто на это внимания не обращал. Я разбирался в этом сам и потом уже, наверное, в классе 11-м, пошел в больницу. Врач мне сказала сдать анализы. И оказалось, у меня по-прежнему много тестостерона.

Доктор сообщила: «Тебе надо принимать женские гормоны». – «Нет, мне они не нужны». Я ушел и больше не приходил в ту больницу.

На УЗИ выяснилось, что все репродуктивные органы не функционируют, то есть я не смогу иметь детей. И я подумал, что вроде это не гермафродитизм. Что, скорее всего, это связано с трансгендерностью. Тогда почему по здоровью у меня такие показатели?

Я не знал, как это называется, тем не менее хотел с этим что-нибудь сделать, потому что понимал, что дальше так не смогу существовать. Пытался разобраться с этим с 11-го класса до второго курса и потом уже принял то, что я трансгендерный. Но после я узнал о таком понятии, как интерсексность. И такой: «А-а-а, так вот это что».

У меня все предельно просто: я чувствую себя как парень, и нет никаких сомнений. Просто и однозначно.

Из-за того, что до гормонов я выглядел, как выгляжу сейчас (за исключением лица – у меня очень сильно изменилось лицо), я сталкивался с тем, что люди не любят то, чего не понимают. Происходит разрыв сознания. По документам я один, по виду – другой. И чувство такое, как будто я котят где-то утопил и об этом все узнали и решили: «Пошел-ка ты отсюда, не будем с тобой разговаривать, да и ничего общего с тобой иметь не будем».

Для меня большим удивлением стало понимание врачей. Я проходил профессиональный осмотр от кафе быстрого питания. Один из докторов был дерматовенеролог, то есть нужно было раздеться. И вот я стою перед ней, и она такая: «Ммм, я об этом никому не скажу, чтобы к тебе лишних вопросов не было, просто возьму у тебя другие анализы. Я вас очень уважаю, потому что знаю – это большой путь и для этого требуется много терпения и времени».

На самом деле есть целые комиссии – сексологи, психиатры, психотерапевты, – которые помогают трансгендерным людям. У них проходят тесты и беседы, чтобы определить, нет ли у тебя какой-либо мании. После этого тебе выдают справку, что ты абсолютно адекватный человек. Затем ты уже можешь поменять все документы.

Есть сообщества, где трансгендерным персонам помогают найти безопасную работу. Но я в них не состою. Хотя первым моим опытом пребывания в таком месте стал Питер, потому что на комиссию приходят человек 15. И как раз там выдают справки трансгендерным людям.

Я вот тогда впервые в жизни вживую увидел таких людей, как я. И удивился. В моем представлении они были совершенно другие, но все друг друга поддерживали, улыбались друг другу. И тогда все мои стереотипы рухнули.

Такую комиссию можно пройти в Санкт-Петербурге, Москве, Сочи и т.д. Просто в Питере самая дешевая и самая распространённая комиссия. Три встречи – три беседы. Три дня вы пишете большущие тесты наподобие: насиловали ли вас в детстве морально или физически; в целом про самочувствие, восприятие мира; есть ли депрессия. Были также психологические тесты – например, выбрать между шершавым и гладким.

Потом он все это анализирует. Вы встречаетесь, и он говорит: «Все, вы готовы». Либо: «Вам стоит еще разобраться в себе». На четвертый день нужно прийти в клинику, отсидеть очередь к сексологу и психологу и получить справку.

Я думал, будет труднее. Но я приехал, все было максимально комфортно. Они не использовали никаких окончаний, местоимений, не названий по имени, которое на тот момент в паспорте. Потому что понимали, как нужно общаться с трансличностями.

Пришлось лежать в психбольнице

– После возвращения из клиники я пошел менять свидетельство о рождении. Кстати, в ЗАГСе уже здесь, в Благовещенске, женщина, которая всем этим занималась, очень уважительно к этому отнеслась. И, когда она его мне отдавала, сказала: «Я очень уважаю ваш труд и желаю вам удачи. Осталось немного». Она сама отправляла запросы на Сахалин, сама писала все бумаги, сама все прикрепляла. Она очень хорошо все сделала.

А дальше пошел за паспортом. Там спросили: «Так. Меняем имя, фамилию?» – «Да, еще пол». – «А, пол. Ну хорошо». И никаких вопросов больше не задавали.

С военным билетом было гораздо сложнее. Я бы не хотел, чтобы кто-то столкнулся с тем же.

По закону трансгендерный человек, получающий военный билет, должен месяц пролежать в психиатрической больнице. Это была худшая неделя в моей жизни. Мне скостили срок из-за пандемии.

Я когда это вспоминаю, у меня слов не хватает. Я, наверное, отходил от этого очень долго. Меня в буквальном смысле успокаивала моя девушка, потому что я начинал сидеть и трястись.

Вот одна из историй. Я лежал на кровати ночью. А там в палатах нет дверей. Я пытался заснуть. И почему-то решил открыть глаза и увидел в палате больного человека, с бессмысленным взглядом, скрюченным руками. И я подумал, что мне конец: сейчас он меня задушит, и никто меня не найдет. Он выбежал из палаты. После этого я почти не спал. Только днем в углу на стуле.

Насколько я понял, меня поместили в определенное отделение, якобы потому что только там я должен был отлежать, а не просто в отделении для военкомата. После этого моя девушка меня два месяца пыталась растормошить. На меня прям паника накатывала, слезы шли.

Буду делать операцию

– Некоторым транслюдям хватает того, что они сменят документы, и все, уже спокойны. Но некоторые идут до конца – операции и т.д. Я изначально знал, что не остановлюсь на смене документов. Я никому не хотел ничего доказывать, просто хотел жить с собой в контакте. И знал, что буду принимать гормональные.

Многие совершают ошибку, когда сами начинают пить паленый тестостерон без наблюдения врача. Это очень плохо сказывается на здоровье. Ведь если переборщить с дозировкой, в конце концов у тебя может развиться какое-нибудь раковое заболевание молочных желез, яичников.

И вот, когда я уже приехал в Благовещенск и пошел в платную клинику к эндокринологу, она ничего об этом не знала. И сказала мне оставить свой номер. Она не отказалась и не сделала это спустя рукава. Она поговорила с эндокринологом, главным по Амурской области, после поговорила еще дальше и только после этого помогла мне. И теперь помогает другим таким же людям. Потому что в нашем городе я первый такой, который от начала до конца здесь прошел этот путь от нуля и до сейчас, условно.

Я знал, что с приемом гормонов есть определенные риски, но не предполагал для себя другого варианта. Сначала с врачом, мы попробовали один препарат, потом другой. И вот в мае будет год, как я принимаю тестостерон.

Если говорить про транспереход, то я испытываю уважение к людям, которые буквально жертвовали жизнью для того, чтобы сейчас у нас было будущее, когда мы можем спокойно сделать операцию. Потому что, например, в Москве мастэктомия либо все «нижние» операции стоят не так уж дорого. У некоторых это может дойти до ста тысяч.

У меня в планах сделать себе операцию.

От меня больше ничего не зависит

– В отличие от родителей, на протяжении всей моей жизни было много понимающих людей, и в университете я встретил большую их часть. Были девочки, парни, которые говорили просто: «А, да все хорошо. Че ты».

А я такой: вау, это правда? Сколько бы ни говорили про общество, что кто-то кого-то ненавидит и недолюбливает, я думаю, большая часть зависит от того, как ты это воспринимаешь.

Я никогда особо это не скрывал. Да, это есть. И что с того? Я стараюсь с этим разобраться. От меня уже больше ничего не зависит. И, когда я поехал в Питер, именно окружение меня поддержало: «Едь в Питер, меняй документы. Мы все поймем. Давай. Удачи».

Вот в них я находил поддержку, но не в своей семье. Я даже не называю их своей семьей, потому что я привык считать себя одиночкой. Но это изменилось, конечно, теперь я понимаю, что вокруг меня очень много хороших людей. Я им благодарен за это.

Я никогда не сомневался в том, кто я такой и как себя чувствую. Думаю, поэтому мои партнеры воспринимали меня однозначно и никак по-другому. Проблема была, скорее, в том, что я никого не любил. Во мне это убили еще в детстве, и после этого я долго не мог кого-то полюбить.

И тут появляется моя девушка. У нас была очень долгая история знакомства, и она изначально знала, кто я такой. И так сложилось, что ее я и полюбил. Она помогла мне перебороть мои травмы и барьеры. Мы как бы друг другу помогаем эту любовь взрастить. Не то что любовь к друг другу, а любовь в целом.

Она очень резкая и импульсивная, а я больше спокойный. Она мне помогает чувствовать все ярче, а я помогаю ей срезать эти уголки.

Все наши отношения проходят в максимально здоровой обстановке, мы друг друга не травмируем. Мы просто приняли друг друга, и все. Она такая. Я такой.

Я вчера сказал своей девушке: «Вот смотри, у меня хотят интервью взять». А она: «Вау, это так круто». Она у меня феминистка и очень поддерживает, чтобы такие темы освещались везде. И сам понимаю: если я буду хотя бы двум людям рассказывать о своей истории, у них уже будут ломаться стереотипы.